[torrteec]

эээээ
я в недоумении
"макороническая речь светских салонов"
это как, блин?!!!

составители ответов на билеты развеяли мою печаль и скорбь
xDDDD
Тут мысли Евгения прояснились, и Пушкин пишет все эти знаменитые слова про "ужасен он в окрестной мгле!" и "куда ты скачешь, гордый конь, и где опустишь ты копыта?". Прояснились мысли, как видно, не до конца, ибо дальше он храбро посмотрел "на лик державца полумира" и обратился к нему, словно к Лужкову: "Добро, строитель чудотворный! Ужо тебе!..". После чего убежал. И бегал по Питеру всю ночь, а за ним вроде бы гонялась эта статуя. Почему не догнала и не покарала - вопрос открытый. Более того, к утру она оказалась на своём законном месте

всадник медный, статуя бронзовая, а узда железная
что за фигня

Лирика Пушкина периода ссылки в Михайловское. (автор сего опуса решил поиздеваться над теми, кто будет это читать -_-'')

погрузиться в пучину отчаяния

Находясь в ссылке в Одессе, Пушкин, судя по стихам «Путешествия Онегина», довольно весело проводил время, и ничто не предвещало явления подкрадывающегося, как всегда, тихо и незаметно белого пушистого зверька песца. Однако вольнолюбивые стихи Александра Сергеевича, вырвавшись из под его поющего свободу обгрызенного пера (Пушкин писал именно такими, как свидетельствовал его современник), ходили окольными путями, смущая представителей власти: цензоров, городовых и даже дрессированных полицейских овчарок, не то, что кровавых псов режима. Говоря об отряде волкообразных, вернёмся к Пушкину: одним ясным, как ответ на вопрос, кто убил Кеннеди, утром Пушкину, как раз искупавшемуся в лучах рассвета в солёных морских волнах и готовящемуся начать свой завтрак традиционными Аи и Бордом, специально обученный почтовый песец принёс известие, по которому внучатому племяннику первого афророссиянина-дворянина следовало следовать в издавна принадлежащие семейству поэта имение в Михайловском для имения времени обдумать своё плохое поведение (как говорили в детском саду) (каламбурчики-каламбурчки, эх, убогие, ну да мы как бы и не напрягаемся). 9 августа 1824 г. Пушкин оказывается в неведомой глуши, среди лесов с волками и капканами, медведами да преведами, рядом со своим семейством и отцом, взявшим на себя перед властью почётную миссию надсматривать за шаловливым чадом. Впрочем, вскоре семья поэта, не в силах терпеть выходки озорного молодого человека, покидает имение, и Пушкин оказывается один в разваливающемся, требующим немедленной реставрации и цемента в фундамент родовом поместье, и что самое неприятное – вдали от компании, с которой в этой можно было бы в лесной глуши глушить дорогие напитки. Во всей округе, что определённо катастрофично для душевного состояния великого поэта, находится до крайности мало людей, а тем более уж - дам, чьи имена у Пушкина чесалось бы перо вписать в свой донжуанский список (няня Арина Родионовна, жившая в соседней с Пушкиным комнатой (риторический вопрос: с коего чёрта взрослому человеку, поэту и волоките, НЯНЯ?! Он же не молокосос, какой-нибудь, в конце концов!): лишь втёршись в доверие к своей соседке, помещице Осиповой, поэт добивается того, что содержимое чернильницы его не застаивается, и список пополняется новыми именами – их обладательницами являются многочисленные дочери помещицы; чуть в список не попадает по ошибке и имя Вулфа, сына-студента соседки, завязывающего с Александром Сергеевичем крепкую как текила дружбу, лично знакомящего последнего со студентом же в то время Языковым. Также в гостеприимном доме Осиповой Пушкин встречается и с дамой сомнительной репутации, но доброго сердца и соблазнительной внешности, увлечение которой, как считается, он также переживает и пережёвывает в стихотворении «К***» (или, по-другому, гимн таблеткам от склероза «Я помню чудное мгновенье»).
Тем не менее, заточение своё и удаление от общества поэт переживал весьма тяжело, хотя держать руку на пульсе литературной и общественной жизни ему удавалось благодаря постоянной перепиской при помощи как дедовских методов – почтовых карет, нагрузки мешками писем проезжающих мимо знакомых – так и при помощи электронной почты и спутниковой связи (аську Пушкин по непонятным причинам презирал, жалуясь, что «там нерусский дух, там Нерусью пахнет»; квип к тому времени ещё разработан не был). В это время Пушкин живёт напряжённой творческой жизнью, пополняя свои знания во многих областях, в том числе, в истории, зачитываясь бестселлером Карамзина (видимо, псевдоним Б. Акунина (Б. Акунин, кстати, тоже псевдоним, но не Карамзина)) «История государства российского», из которого он берёт сюжет и большинство персонажей для своего «Бориса Годунова», в котором воплощает своё видение роли народа в историческом развитии, положения правителя, пришедшего к власти через кровь и другие радости, о которых наверняка будет сказано в соответствующем билете по Пушкину.
Он также завершает множество стихотворений, начатых в Одессе (например, «К Морю»), «Цыган», 3-ю главу Евгения Онегина, пишет новые 3 главы, издаёт через посредство своих друзей небольшой сборник «Стихотворения Александра Пушкина», пишет вошедшую в сборник «Вакхическую песню», стихотворение памяти французского поэта «Андрей Шенье», «Подражания древним» и «Подражания Корану», «самую русскую» свою поэму «Жених», «Разговор книгопродавца с поэтом», составляет сборник эпиграмм (не дошедший до нас); кроме того Пушкин активно знакомится с народным творчеством, в частности, записывает рассказываемые Ариной Родионовной сказки (обязательно нужно процитировать фразу из письма брату Льву: «Что за прелесть эти сказки! каждая есть поэма!» - это делается во всех изданиях), песни, присказки и поговорки (так, практически в исходной своей форме, с незначительными изменениями, вошёл в классическое предисловие ко второму изданию «Руслана и Людмилы» «У лукоморья дуб зелёный…» отрывок зачина, сказанного Пушкину няней). Знакомясь с фольклором и проникаясь народным духом, в то же время находясь большую часть времени в одиночестве, как пишет Юрий Лотман, Пушкин частично отходит от «масочного принципа», характерного для общества того времени (т.е., выбрав себе романтическую маску – поэта, роковой женщины и др. – человек повсюду вёл себя и говорил о своих чувствах так, как должен вести себя эталон этого образа, заимствуя примеры из романтических стихов и других произведений), он делает крупные шаги по направлению к реализму, и любопытно наблюдать его игру тонами (от серьёзного к романтическому и обратно) в посланиях, например, к Керн. Но вынужденное почти тюремное, оторванное от своего круга людей пребывание в Михайловском, приезд в который прежде воспринимался Пушкиным как возвращение домой, трансформирует в его сознании представление о «доме» как о средоточии благ и приятных воспоминаний, и теперь образ утопии своей жизни поэт переносит на Лицей и лицейское общество, хотя сам в своих относительно недавних стихах сравнивал лицейскую комнату с кельей и всего несколько лет назад всей душой мечтал вырваться из неё. Это ощущение в нём, впрочем, поддерживали и навестившие его в ссылке лицейские друзья Пущин (январь 1825-го) и Дельвиг (июль того же года).
В остальном же, как пишет Соколов, лирика Михайловского периода во многом непосредственно примыкает к южной лирике. Стихотворение «К морю», начатое в Одессе и завершённое в северной ссылке, несёт в себе общее романтическое настроение, которое можно увидеть и в «Разговоре книгопродавца с поэтом», дополнительным предисловием к готовящемуся изданию первой песни «Евгения Онегина». Но в «Разговоре» уже в форме диалога двух героев, вдохновенного поэта-романтика, жалеющего элегическими строками о том, что он вынужден отдавать порождение гармонии и музы толпе, и рассудительного и трезвого книгопродавца, говорящего иронически-дружеским тоном сакраментальную фразу «Не продаётся вдохновенье, /Но можно рукопись продать» (эта фраза неоднократно цитировалась в ходе лекций; будьте добры вспомнить и привести); стоит заметить, что ни одна из масок не отражает истинного мнения Пушкина, и лишь обоюдная диалогичность, видимо, содержится в сознании автора, хотя поэт к концу стихотворного «разговора» и переходит в речи на прозу и соглашается отдать рукопись торговцу.
«Избавившись от маски», Пушкин получает возможность отразить в своей лирике широкий спектр чувств и мыслей, а порой силой искренности и чистоты чувства (как в «К***») обозначить противостояние лицемерной мещанской морали. Так, Пушкин пишет «Вакхическую песню», «великолепный гимн радости», звучащую неожиданным оптимизмом и жизнелюбием, словно призывающую к празднеству и пиру; «19 октября», это обращение к далёким лицейским друзьям, с его мужественной печалью; «Сцену из Фауста», в которой Мефистофиль объясняет Фаусту вечную и всеобщую природу скуки; «Андрей Шенье», по Соколову - восторженный гимн «свободе», первому периоду французской революции; «Зимний вечер», задушевное обращение поэта к своей няне; «Пророк», принадлежащее циклу «Подражаний Корану», но в призме лирики Пушкина преломляющееся в видение им места поэта как пророка, отражающее пережитое им «перерождение», и другие стихи.
3-4 сентября 1826 г., спустя два года почти полного одиночества в ссылке, Пушкин «в своем экипаже свободно, не в виде арестанта», но в сопровождении фельдъегеря покидает Михайловское и едет в Петербург, где его ждёт свидание с Николаем I.

Слово о Баратынском
«прижизненный сборник вышел в 1842 и назывался «Сумерки». У самого Б. похоже реально начались сумерки, иначе бы он точно не накалякал такой дряни, как стих «Последний поэт», где сильно возбухал на окружающую действительность»
Вяземский - поэт мыслей (множественное число, в отличие от Баратынского).

а пересказ Бориса Годунова? просто чудо! (пропуски мои, а то слишком долго это все)
Сцена 2: на Красной площади думный дьяк объявляет народу, что завтра весь православный люд будет митинговать с хоругвями у Новодевичьего монастыря и просить царицу благословить Бориса на царствие. <...>
Сцена 3: Девичье поле и Новодевичий монастырь. Народ облепил все ограды, крыши, колокольню и даже кресты, все ждут чего-то. Народ волнами падает на колени. Замечательный диалог: "О чём там плачут? – А нам как знать? то ведают бояре, не нам чета ... Все плачут. Заплачем, брат, и мы". Тут выясняется, что Борис согласился-таки править.
<...>
Сцена 7 <...> Тут входят приставы с ориентировкой на разыскиваемого и думают, с кого бы содрать денег. Григорий, как самый грамотный, берётся зачитать ориентировку, и перечисляет приметы, глядя на одного из старцев. Тот вдруг тоже оказывается грамотным, отбирает у него бумагу и читает, что там на самом деле написано. Григорий понимает,
что это провал, выхватывает кинжал и убегает.
<...>
Сцена 10: в царских палатах царевич чертит карту всея Руси, царевна целует портрет умершего жениха. Входит царь, произносит монолог о пользе просвещения и географии в частности
<...>
Сцена 15: экстренное заседание царской Думы.
<...>
Сцена 18: Севск, самозванец допрашивает пленного русского. В Москве страх, террор, тотальная слежка и постоянно казнят тех, кто много болтает, зато русских войск - 50 тысяч. У самозванца 15 тыс.
Сцена 19: лес. Лжедимитрий и Пушкин после поражения оплакивают убитых товарищей и коня Лжедимитрия.
<...>
Сцена 23: ...бояре объявляют народу: наследники Бориса выпили яду, Димитрий - ваш новый царь. Ура? Народ безмолвствует.